Новости

Коллекция музея

Письмо Донецкого Л.А. к Шолохову

Письмо Донецкого Л.А., 19 мая 1972 г., г. Ростов-на-Дону  (орфография и пунктуация автора сохранены):

«Дорогой Михаил Александрович!

Мое детство и юность прошли в одном из донских хуторов. Когда впервые была опубликована первая часть «Тихого Дона» я прочитал ее не отрываясь.

Помимо того волнения, которое вероятно испытали многие миллионы других читателей, у меня осталось еще и впечатление неожиданной встречи с чем-то родным и близким.

В то время я работал в станице Константиновской и через несколько недель встретил человека, который знал Вас лично – им оказался милиционер Щегольков, фамилия которого упоминается Вами в связи с «подвигом» Кузьмы Крючкова. По словам Щеголькова он служил с Вами в продотряде.

С тех пор я старался не пропустить ни одного Вашего произведения, ни одной статьи. Но дело сейчас не во мне лично – мне хотелось бы рассказать об одном необычном эпизоде, связанном с «Тихим Доном».

В 1938 году я был арестован и после нелегкого следствия и скитаний по пересыльным тюрьмам попал в одно из отделений сельскохозяйственного Мариинского исправительно-трудового лагеря (Кемеровская область).

Там застала меня война.

Вместе с сотней других заключенных я работал в ремонтно-механических мастерских. Жили мы в условиях строгого режима, в бараке, у которого над поверхностью земли возвышалась только крыша. Зима в тот год стояла особенно суровая, с сильными морозами и буранами, а одеты мы не по климату. Работали много, было голодно, а холодно не только на работе, но и после нее.

Но в основном угнетало нас другое. Главное было в непонятливости всего происходящего с нами (а среди нас было много коммунистов), в отсутствии связи с семьями, в неизвестности, что же будет с нами дальше. Раньше были какие-то надежды на пересмотр наших дел – сейчас же было ясно, что на это рассчитывать нельзя ни в настоящее время, ни после войны; мы – «зэка» (употребительное сокращенное от слова «заключенные») и останемся ими долго; кроме того, теперь уже никогда не сумеем доказать свою невиновность и навсегда за нами сохранится клеймо «враг народа», а в лучшем случае «бывший враг народа». Исчезла и надежда на встречу с семьями.

И вот в этих условиях мы где-то добыли седьмую часть «Тихого Дона» (книги были у нас большой редкостью).

 Читали ее вслух много вечеров – времени для этого было мало.

После работы старались как можно быстрее закончить обычные бытовые дела.

Потом все укладывались на сплошные двухъярусные нары, укрывались своей одеждой (холодно было в бараке) – все затихало, предметы и люди неясно обозначались в полутьме.

Я усаживался за стол, подвигал поближе коптилку и начинал чтение.

Слушали с напряженным вниманием; если кто-то не мог сдержать кашля, я на эти минуты делал перерыв. Люди хотели услышать все до последнего слова.

Хотя прошло уже почти 30 лет, я помню с удивительной ясностью как слушали они те страницы, где описывались сцены прополки бахчи, приезда Григория домой после смерти Натальи. Затаив дыхание лежали они потрясенные и захваченные чужими страданиями.

У меня самого прихватывало от волнения голос и тогда мы молчали все, ожидая пока я снова могу продолжить чтение.

Я переживал то же, что и мои слушатели и одновременно меня охватывал трепетный восторг и гордость – восторг, изумление перед силой слова, заставившего всех нас забыть свои искалеченные жизни, вечную тревогу за близких, тоску при мысли о тревожном будущем – забыть свою судьбу и жить чужой. Я не могу сказать «судьбой вымышленных людей» –   для нас они были  людьми живыми, с которыми мы все время шли рядом.

А гордость я чувствовал за нашу Родину и за наш тихий Дон, породивших писателя, который мог создать такую книгу.

И в те дни я дал слово: если когда-нибудь меня реабилитируют, то я обязательно напишу Вам обо всем этом от себя и своих слушателей.

Но до реабилитации лежал длинный и довольно тернистый путь: освобождение в 1946 году, унизительные поиски работы, непродолжительная работа в хорошем коллективе, второй арест, ссылка и только в конце 1955 года я был реабилитирован и восстановлен в партии.

Но к этому времени я начал сомневаться нужно-ли Вам писать обо всем этом?

А годы между тем шли.

Недавно я попал в больницу на операцию – по существу она была несложной. Но ведь бывают всякие случайности. И вот, лежа в палате и перебирая в памяти прошлое, я по иному оценил свое обещание и заволновался: «а вдруг операция будет неудачной и я уже не смогу Вам написать о давно прошедшем эпизоде? Может это будет для Вас важнее некоторых парадных выступлений, которые я слушал в Ростовском театре в день Вашего 60-летия?»

Операция прошла благополучно и я уже снова на работе.

С большим опозданием я выполняю свое обещание. Спасибо Вам и низкий поклон от меня и моих слушателей за все написанное Вами.

Будьте здоровы, дорогой Михаил Александрович, и живите, пожалуйста, еще долго-долго.

Л. Донецкий.

19/V-1972.

Ростов н/Д-71, 2-я Краснодарская, 155/3, кв. 39».

Публикацию подготовила Людмила Афанасьева